Мифы о науке | Первый творческий форум ЦРТП

Мифы о науке

Чечич

Креатор
Регистрация
8 Окт 2018
Сообщения
88
Реакции
348
На 100% доказано! Мифы о науке - Александр Сергеев

Мифов у меня набралась целая дюжина, я тщательно отбирал, о чем рассказывать, и решил, что главной темой станет проблема науки и истины. Потому что в конце прошлого года, к сожалению, по печальному поводу, этот миф всплыл и превратился в мем, чем вызвал очень бурную дискуссию в социальных сетях в связи со смертью замечательного учёного Андрея Анатольевича Зализняка, который исследовал и «Слово о полку Игореве», и огромное количество новгородских письменных источников. В общем, все и так должны о нём знать. Он в своей лекции сказал такие слова: «Истина существует, и целью науки является её поиск». Вроде бы это правильное утверждение. Но, на самом деле, оно верно только в очень специфическом контексте, из которого его вырвали. А в общем случае оно является мифом. Это первый момент мифологизации. Второй момент — это соблазн простоты. Красивая, короткая формулировка. Чем занимается наука? — Она ищет истину. Всё. Это побуждает отказаться от критического взгляда и не искать более глубокого и сложного понимания. И, наконец, третий момент: все остальные — которые не учёные — ведь что-то другое ищут, да? А мы ищем Истину, поэтому мы очень хорошие (смех в зале). Это третий момент — повышение нашей самооценки.

Подчёркиваю, все эти три сомнительных момента ни в коем случае не о Зализняке. Он-то контекст соблюдал. Это о тех, кто его слова превратил в мем, вырвав их из контекста и посчитав окончательной истиной.

Вот в таком контексте существует это утверждение. Вы согласны, что в нем очень высока контрастность? Ведь истина противопоставляется не чему-нибудь, а мнению. Не теории, не гипотезе, не религиозной догме, не просто глупости, а мнению. Профессионал противопоставляется пятикласснице, а почему не дилетанту? Дилетант — это всё-таки человек интересующийся. Или почему, скажем, не своему помощнику, он может ещё и не профессионал, но всё-таки кое-что.

Кстати, знаете, что пятиклассница имелась в виду совершенно конкретная — Маша Шрайбер? Её отец Кирилл Шрайбер в 2006 году запустил от её имени первый в России «обезьяний процесс». То есть, подал в суд на министерство образования за то, что оно преподаёт теорию Дарвина. И это раскручивалось с помощью тролля-пиарщика, специально подключенного для этого, — Антона Вуймы. Это громко тогда прозвучало! Произошло это в октябре 2006 года, и как раз на эту ситуацию отвечал в 2007 году Зализняк в своей лекции. Так вот контраст — он очень всё упрощает. Мы теряем важные вещи и начинаем думать не совсем о том, о чём надо. Давайте восстановим полутона.

Вот «истина» — великая и ужасная, о которой говорят: «Это больше, чем факт — так оно и было на самом деле». А вот «знание» — это уже не совсем истина. Если вы что-то знаете, то вы допускаете в этом определённое сомнение. Я это знаю, но вдруг я столкнусь с какими-то аргументами против? Дальше идёт модель, эффективная теория. Дальше — «гипотеза», более или менее реалистичное предположение. Если предположение не слишком реалистичное, то это уже и не совсем гипотеза, это, скорее, «смутная догадка», следующий полутон. Дальше «субъективное мнение»: «Ну, я считаю, что человека создал Бог». Почему я так считаю? Это не важно. Можно на Библию ссылаться, можно просто риторически спросить: «Не может же человек произойти сам собой?» Дальше идёт просто «откровенная глупость». Надо понимать, что это отличается от мнения. Глупость — это ещё хуже, это когда человек вообще не понимает, что с чем стыкуется. Например, непонимание, что человек вообще должен от кого-то происходить. По другую сторону истины лежит «догма». Про истину ещё можно спросить: «А это на самом деле так?» И вам скажут: «Да, это в самом деле так — это истина!» А про догму вы даже спросить не имеете права — вас закидают камнями. Наконец, с другой стороны палетки полутонов есть свой предел, это «злонамеренный обман». Тогда человек знает, что он говорит что-то не то, но у него есть в том интерес. И, кстати, противоположные края этого спектра, как это часто бывает в жизни, смыкаются.

«Догма» и «истина» находятся в сфере веры. Там, где находятся знание, модель и гипотеза, — это сфера науки. «Догадка», «мнение», «глупость» и «обман» — это обыденность.

Так вот, Зализняк противопоставляет истину, знания и теорию — глупости, мнению, догадке. Поэтому, получается контраст. Но, это выдергивают из контекста, и получается, что как будто противопоставляют веру — науке. Выдёргивают истину, которая вообще-то говоря, живёт в области веры, потому что истина — это то, в чём мы не сомневаемся. Но при контрастировании нам говорят, что это результат науки, которая, вроде как, все должна подвергать сомнению. Да, если мы противопоставляем две крайности, то, конечно, назови это истиной, знанием, теорией — это все истина по сравнению с глупостью или мнением. Но при тонком подходе оказывается, что мы смешиваем научную уверенность (знание) с совсем религиозной (истиной).

Что делать, чтобы справиться с этой неприятностью, с этим парадоксом? Мы должны понять, что значит слово «истина», когда мы его к чему-то применяем. На самом деле, мы тут совершаем словесную и психологическую игру. Истина — это не просто утверждение о том, что мы что-то твердо знаем, тут достаточно слова «знание». Слово «истина» — это утверждение, что у нас в данном вопросе есть некоторая символическая, но серьёзная власть. Это истина! «Истинно, говорю вам!» Это слова, звучащие свыше, которые вам что-то предписывают. И вы, после этого, должны признать, что либо вы с истиной, либо вы с отцом лжи. Это попытка взять вас под контроль. Это претензия на абсолютность, вечность, бессмертие, потому что, какая может быть истина, если она не абсолютная? И, конечно, пафос, без него никуда, если уж мы говорим о вечной, абсолютной истине. У того, кто говорит об истине, растёт самооценка, он причастен к этому высокому, к этому пафосу, к этому абсолюту, в некотором смысле к этой религии, к этой вере.

Миф №1 — о том, что наука открывает истину

Давайте проиллюстрируем его на маленьком примере. Почему предметы падают? Аристотель говорил, что они стремятся к своему естественному месту в центре Земли. Ньютон говорил, что на них действует притяжение со стороны Земли. Эйнштейн сказал, что они движутся по геодезическим искривлённого пространства-времени. Но, мы знаем, что и Эйнштейн — не последняя ступень в развитии физики. Там, дальше, ещё что-то пока неизвестное. И, как мы будем объяснять падение тел, когда построим квантовую гравитацию — вопрос. Нам скажут, что все эти теории, конечно, дают одни и те же результаты, потому что тела всё равно падают на землю. Но, я не про следствия говорю, не про выводы, или не про исходные наблюдения, я говорю, про объяснительные модели. Они абсолютно разные, ничего общего.

Извините, но истина, которая не вечна, она как осетрина второй свежести (смех в зале). Это не истины, это модели, хорошие модели для своего времени, но не истины. Так вот, продолжая про этот миф — наука ведёт поиск эффективных объяснительных моделей. Я недавно дискутировал на эту тему с Борисом Штерном, главным редактором «Троицкого варианта». Он говорит, что выражение «эффективная объяснительная модель» некрасивое литературно. Я с ним согласен. Некрасивое литературно, но более правильное, чем слово «истина». Конечно, если очень хочется, то можно по литературным мотивам называть истиной эффективную модель. Но надо помнить, что модели-то меняются, а значит, это всё-таки не настоящие истины.

Ладно, говорят нам, но ведь череда моделей сходится к истине. Есть же какая-то на-самом-деле истина, и мы к ней идём. Не факт. Кто матанализ изучал, знает, что даже в математике не всякая сходящаяся последовательность рациональных чисел имеет предел в рациональных числах. Предел может оказаться только в вещественных числах, специально для этого придуманных.

Но, может быть, тогда в каждой модели, есть доля истины? А вы попробуйте мне вычленить её в натуре? Это почти так же трудно, как выделить в натуре мои квадратные метры в комнате, которой я владею совместно с другими. Наконец, многие учёные просто верят, что они, эту самую истину, ищут. Я не спорю, они верят. Но это же ничего не доказывает, а побеждают — эффективные модели. Короче, если вам всё-таки очень дорого слово «истина», и вы не согласны с моими аргументами, или, может быть, согласны, но принять не можете, пользуйтесь, конечно, этим словом, просто не забывайте, что применительно к науке это сокращение для «эффективной объяснительной модели».

Миф 2. Наука и голосование

Очень многим не нравится, когда я говорю, что «научность» определяется голосованием. Есть такие меметичные формулы: «научная истина не определяется большинством голосов», и «для науки мнение одного может быть дороже мнения тысячи». Суть рассматриваемого мифа состоит в представлении, будто научность идеи определяется её содержанием и обоснованием, а не её признанием: содержание и обоснование важнее признания. Так вот это — миф. Но я прежде процитирую классиков, которые вроде как со мной не согласны. Рене Декарт в «Рассуждении о методе» пишет, что «…большинство голосов не является доказательством», что истину, гораздо вероятнее найдет «один человек, чем целый народ». А вот Галилей: «Авторитет, основанный на мнении тысячи, ничего не стоит, по сравнению с проблеском разума у одного единственного». Давайте и здесь посмотрим на контекст.

Вернёмся к Декарту. Посмотрите там используются слова «открываемых», «нашёл». Согласен, находит, открывает истину (то есть хорошую, лучшую, чем есть, объяснительную модель) чаще всего один человек. И Галилей тоже говорит о «проблеске разума», то есть о появлении идеи. То есть речь у классиков идёт о вновь открываемых явлениях или идеях. Они не становятся научными сразу, с того самого момента, как их открыли. Они становятся научными тогда, когда их начинают поддерживать. А до того - это просто мнения, пусть и авторитетного учёного (впрочем, авторитетность — это уже элемент голосования). Поддержка же определяется голосованием. И в науке полно голосований. Среди них есть формальные:

- экзамены и защиты,

- принятие статей,

- одобрение грантов,

- выделение ресурсов,

- выборы в академии,

- научные премии,

- экспертные комитеты.

Это часто реальные голосования, где кидают чёрные и белые шары, ставят оценки, как на экзамене, избирают или не избирают, голосуют в экспертных советах. А есть неформальные голосования:

- выбор тем и научных руководителей,

- цитирование,

- посещение докладов,

- рекомендации,

- приглашения,

- пересказ идей,

- публикация возражений.

Тут никто не считает голоса, но по факту получается, что кого-то поддерживают больше, а кого-то — меньше. И только через это определяется научная репутация и научный статус.

По дороге в поезде я увидел, что Сергей Белков задаёт вопрос у себя в «Фейсбуке». Представьте, мол, что в журнале «Природа» (мы понимаем, что подразумевается что-то вроде Nature) 10 лет назад опубликована статья серьёзного специалиста о том, что есть явление А. Ну, напечатана и напечатана. Но вот прошло 10 лет, и в условном журнале «Здоровье», который по статусу гораздо ниже, чем «Природа», напечатана статья некоего, малоизвестного учёного, которого ни в какую «Природу» не взяли, но в «Здоровье» он пробился. И он пишет, что проверил и не обнаружил этого явления A. Вопрос: явление А скорее существует или скорее не существует? Мой ответ: по поводу этого явления идёт голосование. Пока оно склоняется в пользу того, что явление существует. Потому что единственный голос «против», подан в слабом журнале. (А если это вообще мусорный журнал, то тогда, голос «против» в нем, скорее, должен трактоваться как голос «за». Потому что автору, очевидно, в нескольких местах отказали, сказав, что он пишет чушь, и он протолкнулся в мусорный журнал, не понимая, что пишет мусор. Такая публикация в большей мере свидетельствует об отрицательном мнении редакций серьезных журналов, чем об убедительности аргументов самого критика.)

Вот так и идут в науке голосования. Ни одна идея не становится научной без признания научного сообщества. Только представьте себе, гениальный учёный открыл важное явление, но никто его не признал! Это научная идея или нет? Ну, не признают коллеги, хоть ты тресни. Говорят, что это какая-то чепуха. Такое бывает. «Непризнанный учёный», «непризнанная научная теория» — это оксюмороны. Не бывает непризнанных учёных, учёный — это именно тот, кто признан своими коллегами. Если он непризнанный, значит, не учёный. Именно признание определяет научность, а не само утверждение.

Слово «голосование» — это до некоторой степени метафора. Алексей Куприянов некоторое время назад указал мне, что «голосование» — не очень хороший термин, потому что многие понимают голосование именно как более или менее произвольное самовыражение по принципу «нравится — не нравится». На выборах я же могу голосовать по симпатиям, а не по смыслам (хотя я всё же не советую так поступать)? Так вот, Алексей Куприянов рекомендовал использовать более правильный термин, применяемый в социологии научного знания — «негоциации». Это своего рода непрерывно идущие переговоры специалистов о том, что признавать, а что не признавать. При этом они используют разные аргументы, разные доводы, перетягивают друг у друга этот канат, пока, наконец, на чём-то не сойдутся, на каком-то консенсусе. Это может происходить долго.

Впрочем, иногда бывает и реальный подсчёт голосов, вот несколько примеров:
  1. Когда разжаловали Плутон — это произошло в результате принятия нового определения планеты голосованием на съезде Международного астрономического союза. Голосование проходило в 2006 году на съезде МАС в Праге по представлению специальной комиссии.
  2. Подсчёты сторонников представления об антропогенном глобальном потеплении.
Выполнено несколько научных работ, в которых анализировалась библиография публикаций по этой теме. Выяснилось, что сообразно тому, насколько человек является специалистом по климатологии, растёт процент поддержки представления об антропогенной природе глобального потепления. У узких специалистов, которые активно публикуются по теме климатологии, поддержка около 97%. У тех, кто упоминает про потепление климата, но публикуется не по климатологии, поддержка ниже. У тех, кто вообще не является специалистом — ещё ниже.

3. Аналогичные исследования поддержки теории эволюции тоже проводились и известны эти цифры.

4. В книге Леонарда Сасскинда «Битва при черной дыре», которую я переводил, описывается конференция в 1993 году по информационному парадоксу чёрных дыр. До начала докладов было голосование с пропорцией 2:1 в пользу Хокинга, который говорил, что информация при попадании в чёрную дыру исчезает, а в конце конференции, провели примерно такое же голосование, и там была пропорция 1:2. То есть усилились позиции тех, кто считает, что информация при попадании в чёрную дыру не пропадает. Получается, что конференция сдвинула баланс мнений среди специалистов. Это и есть те самые негоциации.

Мы привыкли считать, что голосование это выражение произвольных мнений. Мне нравится или мне не нравится. Но в научных голосованиях это не так. В них участвуют только специалисты, признанные эксперты. Они знают все статьи, все аргументы, все обоснования и учитывают их как мотивы к голосованию. А если кто-то плохо учитывает, то страдает его репутация. Поэтому ученые не могут себе позволить плохо учитывать аргументы. Потому что тогда их голос слабеет, за ошибки они расплачиваются репутацией. И наконец, научное голосование обычно идёт непрерывно, в этом смысле «негоциации» — более точный термин.

Ключевая ошибка, лежащая в основе этого мифы, — думать, будто бы аргументы сами по себе подтверждают научные суждения. Нет, аргументы — это мотивы к научному голосованию, к непрерывным негоциациям научного сообщества. В итоге мы приходим к тому, что идея рождается у одного, но научной становится, когда признаётся многими специалистами.

Миф №3 — математическая истина

Ну, уж в математике-то хотя бы истина есть? Известна фраза Вольтера: «Математическая истина остаётся на вечные времена, а метафизические призраки проходят, как бред больных». А вот совсем свежая фраза, в таком же духе. Джерри Койн в книге «Вера против фактов: почему наука и религия не совместимы» (2017) пишет: «Абсолютная и неизменная истина — для математики и логики, а не для естественных наук, основанных на эмпирических данных». Видимо он признаёт то, что я говорил об истине раньше, но математику на растерзание не отдаёт.

Обратимся к Великой теореме Ферма. Это был великий троллинг. Возможно, Ферма был первым ферматиком, но, может быть, он был просто гениально затроллил всех остальных. Во всяком случае, более чем на 300 лет на почве этой теоремы немало людей сошло с ума.

В 1993 году доказательство теоремы опубликовал Эндрю Уайлс, вскоре в нем нашли пробел. То есть, строго говоря, его опровергли. Уайлс со своим учеником потратили год и исправили доказательство. После этого лишь через 20 лет, ему присудили Абелевскую премию. На что ушли эти 20 лет? На негоциации. Проверка была сделана вскоре, но надо было убедиться, что и в дальнейшем не будет найдена ошибка. В первый год не нашли, а вдруг, найдут во второй? А на третий, пятый, десятый? Но, наконец, все уверились, саму теорию Уайлса развили, и она стала применяться в других задачах. И вот только тогда сказали, что это уже твёрдая часть нашей математики.

Между прочим, когда негоциации были уже близки к концу, в журнале «Фундаментальные исследования» входящем в перечень ВАК с импакт-фактором по РИНЦ 1,252 (это немного, но и не то чтобы совсем мало), некий учёный Ивлиев из Луганска напечатал статью о том, что доказательство Уайлса — ошибочное.

Цитата: «Проблема коренится в новом аксиоматическом подходе, […] который до сих пор в современной науке не применялся». Специалисты, по мнению автора, получили от Уайлса «ложные ориентиры», и поэтому ничего не понимают. Напомню, 2008 год, негоциации ещё продолжаются, и у Ивлиева таких статей несколько. Однако реакция на них примерно такая: «Статьи Ивлиева — это очевидная ерунда. (И могут быть использованы для выявления мусорных журналов.)» Это резюме профессионального математика. Таким образом, Ивлиева просто не включают в эти переговоры, не признают за ним права голоса. Да, статьи опубликованы, но все ссылки в них — самоцитирование Ивлиева (не считая упоминаний Уайлса). То есть, он и сам позиционирует себя вне научного сообщества.

Другой пример, ещё более интересный, поскольку совсем актуальный.

АВС-гипотеза — это утверждение из теории чисел чуть более сложное по формулировке, чем теорема Ферма. Гипотеза выдвинута в 1985–1988 годах независимо двумя математиками. В 2012 году она доказана японцем Синъити Мотодзуки. Он известный математик с высокой репутацией. Через три месяца в доказательстве обнаружили ошибку. Через полгода он её исправил. На сегодняшний день, в мире есть 10–20 людей, которые вообще способны прочитать, что он написал. Проблема в том, что эту теорию никто не может проверить на глубоком уровне, поскольку для доказательства Мотидзуки разработал совершенно оригинальный математический язык. Поверхностно, вначале нашли придирки. Теперь это исправлено, но люди говорят, что им нужно потратить год профессиональной работы, чтобы только понять этот новый математический язык. Если через несколько лет кто-то из математиков подтвердит правильность доказательства, будем мы в него верить? Скорей всего, мы сочтем разумным считать гипотезу верной, но изрядное сомнение все же останется. И, думаю, понадобиться больше 20 лет, чтобы этот язык стал безоговорочной частью математики.

Ещё один замечательный пример, созревший в социальных сетях буквально недавно. В научно-популярной книжке «Математическое понимание природы», написанной замечательным математиком Владимиром Игоревичем Арнольдом, уже, к сожалению, покойным, есть небольшой раздел, озаглавленный «Ошибочные теоремы Куранта». Рихард Курант — знаменитый математик и популяризатор математики, ученик самого Давида Гильберта.

Излагая свою критику доказательства, Арнольд пишет: «Многие возражали против этого (ошибочного) доказательстваОписанная теорема была помещена Курантом в замечательный элементарный учебник: Курант и Робинс “Что такое математика?” со ссылкой на Уитни». Книжка Куранта и Робинса действительно замечательная, и Арнольд это признаёт, но говорит, что доказательство там ошибочное. И, по словам Арнольда, Куранту на это указывали, а тот, несмотря на это, поместил его в популярную книжку. «Многие возражали», «была помещена» — это математические аргументы? Нет — социальные.

Давайте посмотрим, что случилось дальше. Недавно я беседовал в «Фейсбуке» с математиком Александром Шенем, который с Арнольдом лично работал. Он говорит: «Всё перепуталось, на самом деле, у Арнольда неправильные претензии к Куранту». Что же у нас получается? Шень считает, что Арнольд неправ в том, что считал неправым Куранта, который считал неправыми критиков своего доказательства? И вы говорите о математической истине, твёрдой и надёжной, раз и навсегда установленной?

В продолжение разговора Александр Шень сформулировал ситуацию так: «Разумеется, математические рассуждения (пока) не записывают формально и на компьютерах не проверяют, поэтому вполне возможны ситуации, когда один математик видит ошибку в доказательстве, которое другому кажется правильным. Как правило, при достаточной квалификации и интересе с обеих сторон при обсуждении выясняется, что там происходит, в чём предполагаемый пробел и можно ли его заделать. Но для сложных результатов, особенно и не очень интересных, такого может никогда не произойти».

Но если «один математик видит ошибку в доказательстве, которое другому кажется правильным», значит, мы не можем говорить, есть доказательство или нет. Идут негоциации. Конечно при серьёзной работе они, скорее всего, разберутся, но у них может не быть мотива работать серьёзно, и тогда ситуация так и останется неопределённой. Далее в беседе Александр Шень признаёт, что «практика математики тоже основана в каком-то смысле на голосовании», но чтобы голосование достигло консенсуса, нужен «образовательный ценз», и чтобы голосовали только те, кто «серьёзно в этом разбирался». Но это исключительно социальные моменты. Была, конечно, оговорка, что это всё пока доказательства «не записывают формально и на компьютерах не проверяют». Но и компьютеры не спасут (хотя, вероятно, значительно повысят надежность), потому что нужно соблюсти целый ряд дополнительных условий, чтобы компьютерное доказательство могло считаться доказательством. Вдруг мы неправильно задали условие? Вдруг компьютер работал неправильно? Вдруг мы неправильно запрограммировали логический движок и так далее. Все эти условия, в конечном счете, проверяются и признаются выполненными социально.

Итак, ключевая ошибка миф о математической истине — думать, будто доказательства убедительны помимо людей, которые эти доказательства понимают. Замечательно сформулировал, как все обстоит в действительности, Владимир Успенский в книге «Апология математики»: «Доказательство — это рассуждение, которое убеждает того, кто его воспринял, настолько, что он готов убеждать других с помощью этого же рассуждения». Эта гениальная формулировка в точности соответствует описанию того, что такое мем в смысле Ричарда Докинза и Дэвида Дойча. Мем — это самораспространяющаяся, самореплицирующаяся идея. Именно такой характер имеет истина (доказательство) в математике.

Копилка мифов.

Пора заканчивать, но чтобы показать масштаб проблемы с мифами о науке, я просто перечислю то, что еще есть у меня в копилке.

Миф №4. В теории недопустимы противоречия. Допустимы. Например, наивная теория множеств Кантора противоречива. Все по ней учат матанализ в университетах, но она внутренне противоречива. Потому что она допускает, что множества могут содержать сами себя в качестве элемента, а это приводит к логическим парадоксам (Рассела и Кантора).

Миф №5. Теории выводятся из фактов. Кто считает, что теории выводятся из фактов? (Редкие поднятые руки в зале). Факты это частные явления, частные утверждения, а теории — общие. Общее не выводится из частного. Переход по индукции — не логический переход. Это не вывод, это — творчество. Это догадка, которую мы потом проверяем, не удастся ли нам её сломать. К тому же факты нагружены теорией. И вы ни один факт не сформулируете без опоры на ранее возникшие теории.

Миф №6. Теории доказываются экспериментально. Нет. То, что это миф, следует из предыдущего. Теории вообще не доказываются, они лишь подтверждаются или нет.

Миф №7. Теории опровергаются экспериментом. Тоже нет. Они вообще не опровергаются, они проигрывают конкуренцию другим теориям, когда другая теория справляется с обстоятельствами лучше.

Миф №8. Верная теория — единственная.

Если мы имеем в виду, что верная теория — это истина, то смотрим про миф №1, про то, что теория — это не истина. Если «верная» = «научная», то см. миф №2 — научная теория это та, которая поддерживается многими специалистами. Одна научная школа может поддерживать эту теорию, а другая — ту. Теорий много, и они конкурируют. Вообще, наука — это сложная экосистема теорий, а объединение теорий — великая удача. А пока эту удачу не поймали, живём со множеством теорий.

Миф №9. Есть единый научный метод. Такого не существует! У каждой науки свои аспекты, свои критерии признания научности получаемых результатов.

Миф №10. Принцип соответствия. Его выдвинул Нильс Бор, и сейчас его чаще всего формулируют так: «Новая теория должна включать старую как частный или предельный случай». Это верно лишь в отношении предсказательных теорий математического толка.

Миф №11. Научная теория должна быть фальсифицируемой. Это критерий Поппера, который тоже очень сильно мифологизируется. Суть в том, что важна не сама фальсифицируемость, а стремление её достичь и использовать. Вновь выдвинутая научная гипотеза может не быть фальсифицируемой, так как никто ещё не придумал, как бы её фальсифицировать. Над этим надо думать, а это научная работа. Но мы не сможем легитимно этим заниматься, если заранее мы объявим (ещё) нефальсифицируемую теорию ненаучной.

Миф №12. О смене парадигмы. Идея смены парадигмы введена Томасом Куном. Эта глубокая идея вызвала катастрофу в умах, похуже, чем теорема Ферма. Кун был замечательным исследователем, но кое в чём его совершенно превратно поняли, и теперь на основе его ретроспективного описания развития науки на языке смены парадигм строят пророчества о том, куда пойдёт наука в будущем. Это просто ужасно!

Резюме

- Наука — сложное социальное явление.

- Любое достаточно общее суждение о ней рискует оказаться мифом.

- Изучать науку надо, опираясь на анализ деятельности сообщества учёных.

- Изучать научную деятельность надо опираясь на поведение учёных, а не на то, что они о себе говорят, потому что их представления о себе и своей работе могут быть искажены.

Очень хочется верить, что учёные знают, как устроена наука. Но это далеко не всегда так. Не все пчёлы знают, как они делают мёд.

Источник:
 
Сверху Снизу