Эврика
Креатор
- Регистрация
- 15 Апр 2017
- Сообщения
- 124
- Реакции
- 543
Фейки и слухи - близнецы-братья, или Сила фейка - сила народная
Сегодня фейк и постправда пошли в народ, по сути, создавая новый тип пропаганды. Если пропаганда до этого была строго централизованной, когда каждый знал, что все и одновременно получают одно и то же сообщение, то сегодня эти сообщения благодаря микротаргетингу стали индивидуализированными.
В прошлых бесписьменных обществах того, что мы именуем фейками, было гораздо больше. Устная передача может создавать бесконечное число дополнительных подробностей. Но устная передача сильна тем, что в ней огромную роль играет слушатель, который должен не только дослушать до конца, но и стать передатчиком этого сообщения дальше. Именно так двигались слухи и анекдоты. И именно так ориентированы на слушателя современные фейки.
Сегодня развитие пришло к тому, что информационные угрозы, как считает Джон Аркилла, стали более диффузными, распределенными, нелинейными и проявляющимися во многих измерениях, чем это было с угрозами индустриального времени [Arquilla J. a.o. A new epoch — and spectrum — of conflict // In Athena's camp. Preparing for conflict in the information age. Ed. by Arquilla J. a.o. — Santa Monica, 1997]. Кстати, к такого рода угрозам иерархически-бюрократическое государство не готово, поскольку они часто исходят от сетевых структур, то есть являются слабо предсказуемыми.
Такой тип нецентрализованного распространения информации в виде слухов встречается с самых давних времен. Первые примеры военного использования зафиксированы во времена Чингисхана, когда впереди его воинов шли слухи о том, что если город не сдастся, он пойдет на растерзание после победы.
При Наполеоне Франция становится первым современным государством, основанном на пропаганде. В принципе, пропаганду можно рассматривать как тот же дописьменный инструментарий, только доведенный до совершенства и отшлифованный столетиями [Taylor P.M. Munitions of the mind. A history of propaganda from the ancient world to the present day. — Manchester, 1995; Пратканис Э., Аронсон Э. Эпоха пропаганды. — М., 2002].
При этом не следует забывать и о содержании, ведь именно в нем содержится главная сила. У пресс-секретаря Рональда Рейгана Пегги Нунен нам есть такая мысль: Рейган захватывал аудиторию не тем, как он говорил, а тем, что он говорил [Noonan P. On speaking well. — New York, 1997]. Сегодня все первые лица уже умеют хорошо говорить, они убедительны в плане риторики, но за ними нет настоящего содержания.
Сегодня фейк и постправда пошли в народ, по сути, создавая новый тип пропаганды. Если пропаганда до этого была строго централизованной, когда каждый знал, что все и одновременно получают одно и то же сообщение, то сегодня эти сообщения благодаря микротаргетингу стали индивидуализированными.
Например, в избирательной кампании Трампа его штаб экспериментировал с рассылкой 50 тысяч различных сообщений. Это делалось для того, чтобы отобрать наиболее воздействующие на избирателей варианты.
Слухи тоже проверялись в прошлой доэкранной культуре. Например, Британия использовала фальшивые слухи в своей пропагандистской войне с Германией [Lashmar P. a.o. Britain's secret propaganda war 1948 — 1977. — Phoenix Mill, 1998]. Такой слух назывался sib от латинского sibillare — шептать.
В последующее распространение шло только то, что принималось людьми в лондонских клубах. Слух должен был выглядеть достоверно и быть настолько тревожным, чтобы возникала потребность передать его другому.
О слухах, используемых в пропагандистской войне, говорится, что они являются прекрасными медиа для скрытой пропаганды и обмана. Кстати, задолго до фейковых сообщений из Фейсбука в этой скрытой роли выступали слухи. А современные слухи дают возможность после своего появления перепечатывать их в СМИ. И даже если это будет сделано с опровергающими комментариями, слух все равно пойдет в народ.
Поскольку слух является таким серьезным инструментарием, им не только активно пользуются, но и столь же активно его изучают [Назаретян А.П. Агрессивная толпа, массовая паника, слухи. Лекции по социальной и политической психологии. — СПб., 2003; Введение в руморологию. — М., 2004], как, кстати, и политические анекдоты [Дмитриев А.В. Социология политического юмора. — М., 1998; Курганов Е. Похвальное слово анекдоту. — СПб., 2001]. А учитывая то, что негативная информация распространяется быстрее позитивной, у любых носителей негативной информации много шансов на успех.
Слухи активно используются в избирательных кампаниях, поскольку это дает возможность выпускать негатив на оппонента-конкурента. В этом плане изучались последние президентские выборы во Франции, когда президентом был избран Макрон. Здесь проявились интересные особенности. Например, шесть тысяч наиболее активных аккаунтов, взаимодействовавших с французскими вариантами Russia Today и Sputnik, и те, которые распространяли слухи, на 75 % совпали.
Интересным оказалось и то, что 90 % тех, взаимодействует с Russia Today и Sputnik, делают это под никами. А это уже порождает вопросы об их реальной идентичности. Фейковые новости влияли на избирательную кампанию в Кении, в которой, кстати, принимала участие Cambridge Analytica, известная по выборам Трампа и Брекситу [Daldorf B. Kenyans worry 'fake news' might spark more election violence].
Не прошел мимо столь благодатных возможностей и пиар, в том числе создавая инструкции о защите от подобного рода явлений. Здесь также есть интересные наблюдения. Например: «Худшие слухи повествуют о том, о чем нет фактического подтверждения. Это не означает лжи. Это означает то, чего вы не можете знать: будущие события, старые загадки и мотивации». Или: «Услышанный слух может создать фальшивые воспоминания, что реально и происходит. Полученное является реальностью».
Центр CEPA — Center for European Policy Analysis предложил классификацию техник дезинформации, среди которой нашлось место и различным вариантам фейков. Это просто «фальшивые факты»; «фальшивые изображения», которые используются, чтобы придать достоверность; отрицающие факты, которыми пытаются опровергнуть реальные факты. Это и техника «целое вместо части», когда мнение отдельного журналиста или эксперта выдается за мнение правительства.
Распространение фейков наиболее интенсивно в периоды выборов и референдумов, особенно активно в период президентских выборов, примером чего были как выборы Трампа, так и выборы Макрона. Люди в этот период активно ищут информацию, и фейки восполняют ее нехватку.
Например, македонская молодежь, распространявшая фейки через Фейсбук в период американских выборов и зарабатывавшая на этом деньги, запускала статьи в Фейсбуке под новыми, более привлекающими внимание заголовками, получая в результате деньги от рекламы на сайте.
Дело с распространением фейков уже дошло до того, что Трамп объявил победителей в своем собственном конкурсе фейковых новостей за 2017 год [см. тути тут]. Понятно, что это касалось только новостей о нем самом. По этой причине в списке оказались и New York Times, и CNN, и Washington Post.
Все это при том, что советница президента США Келлиэнн Конуэй ввела понятие «альтернативные факты». Оно появилось в ситуации спора по поводу сравнения количества людей на инаугурации Трампа и Обамы. «Альтернативные факты» в январе 2018-го стали не-словом года-2017. Это сделали немецкие лингвисты, дав термину такое определение: «Замаскированный и вводящий в заблуждение термин, вводимый для того, чтобы делать фальшивые утверждения легитимным средством публичных дебатов».
Центр Pew в декабре 2016-го обнародовал свое исследование фейковых новостей. И вот результат: 64 % американцев признали, что подобные новости мешают понимать основные факты текущих событий; 11 % не увидели никаких сложностей; 32 % сказали, что они часто видят в онлайне такие новости, 39 % уверены, что они могут распознать такие новости.
Известный футуролог Кевин Келли объяснил сложившуюся ситуацию следующим образом: «Новым вызовом в новостях является новый тип правды. Правду более не диктуют сверху, она появляется в сети равных. Для каждого факта есть контрфакт. Все эти контрфакты и факты в онлайне выглядят одинаково, что приводит в замешательство многих людей».
Мы видим, как проблема сдвигается к тому, что нынешние технологии, дав голос многим, разрушили монологичность правды в принципе. С одной стороны, это, несомненно, плохо, но с другой — это следствие множественности голосов, которой не было до появления интернета.
Фейки, телесериалы, видеоигры — все это новые формы, проникшие в наше информационное и виртуальное пространства. Они активно там закрепились, поскольку приятны человеческому уму, отвечая на его потребности. Фейки в американской избирательной кампании рассказывали об ужасах, ожидающих Америку с приходом Клинтон. Они даже выводили людей на улицы с антииммигрантскими протестами. Но и телесериалы подобным же образом программируют человеческое поведение, так что в этом можно увидеть их сближение.
Человек получается сегодня всё новые и новые типы информационных и виртуальных продуктов. Такое их число не позволяет адекватно оценивать их достоверность, которая в ряде ситуаций переходит с первичных на вторичные позиции.
Источник:
Сегодня фейк и постправда пошли в народ, по сути, создавая новый тип пропаганды. Если пропаганда до этого была строго централизованной, когда каждый знал, что все и одновременно получают одно и то же сообщение, то сегодня эти сообщения благодаря микротаргетингу стали индивидуализированными.
В прошлых бесписьменных обществах того, что мы именуем фейками, было гораздо больше. Устная передача может создавать бесконечное число дополнительных подробностей. Но устная передача сильна тем, что в ней огромную роль играет слушатель, который должен не только дослушать до конца, но и стать передатчиком этого сообщения дальше. Именно так двигались слухи и анекдоты. И именно так ориентированы на слушателя современные фейки.
Сегодня развитие пришло к тому, что информационные угрозы, как считает Джон Аркилла, стали более диффузными, распределенными, нелинейными и проявляющимися во многих измерениях, чем это было с угрозами индустриального времени [Arquilla J. a.o. A new epoch — and spectrum — of conflict // In Athena's camp. Preparing for conflict in the information age. Ed. by Arquilla J. a.o. — Santa Monica, 1997]. Кстати, к такого рода угрозам иерархически-бюрократическое государство не готово, поскольку они часто исходят от сетевых структур, то есть являются слабо предсказуемыми.
Такой тип нецентрализованного распространения информации в виде слухов встречается с самых давних времен. Первые примеры военного использования зафиксированы во времена Чингисхана, когда впереди его воинов шли слухи о том, что если город не сдастся, он пойдет на растерзание после победы.
При Наполеоне Франция становится первым современным государством, основанном на пропаганде. В принципе, пропаганду можно рассматривать как тот же дописьменный инструментарий, только доведенный до совершенства и отшлифованный столетиями [Taylor P.M. Munitions of the mind. A history of propaganda from the ancient world to the present day. — Manchester, 1995; Пратканис Э., Аронсон Э. Эпоха пропаганды. — М., 2002].
При этом не следует забывать и о содержании, ведь именно в нем содержится главная сила. У пресс-секретаря Рональда Рейгана Пегги Нунен нам есть такая мысль: Рейган захватывал аудиторию не тем, как он говорил, а тем, что он говорил [Noonan P. On speaking well. — New York, 1997]. Сегодня все первые лица уже умеют хорошо говорить, они убедительны в плане риторики, но за ними нет настоящего содержания.
Сегодня фейк и постправда пошли в народ, по сути, создавая новый тип пропаганды. Если пропаганда до этого была строго централизованной, когда каждый знал, что все и одновременно получают одно и то же сообщение, то сегодня эти сообщения благодаря микротаргетингу стали индивидуализированными.
Например, в избирательной кампании Трампа его штаб экспериментировал с рассылкой 50 тысяч различных сообщений. Это делалось для того, чтобы отобрать наиболее воздействующие на избирателей варианты.
Слухи тоже проверялись в прошлой доэкранной культуре. Например, Британия использовала фальшивые слухи в своей пропагандистской войне с Германией [Lashmar P. a.o. Britain's secret propaganda war 1948 — 1977. — Phoenix Mill, 1998]. Такой слух назывался sib от латинского sibillare — шептать.
В последующее распространение шло только то, что принималось людьми в лондонских клубах. Слух должен был выглядеть достоверно и быть настолько тревожным, чтобы возникала потребность передать его другому.
О слухах, используемых в пропагандистской войне, говорится, что они являются прекрасными медиа для скрытой пропаганды и обмана. Кстати, задолго до фейковых сообщений из Фейсбука в этой скрытой роли выступали слухи. А современные слухи дают возможность после своего появления перепечатывать их в СМИ. И даже если это будет сделано с опровергающими комментариями, слух все равно пойдет в народ.
Поскольку слух является таким серьезным инструментарием, им не только активно пользуются, но и столь же активно его изучают [Назаретян А.П. Агрессивная толпа, массовая паника, слухи. Лекции по социальной и политической психологии. — СПб., 2003; Введение в руморологию. — М., 2004], как, кстати, и политические анекдоты [Дмитриев А.В. Социология политического юмора. — М., 1998; Курганов Е. Похвальное слово анекдоту. — СПб., 2001]. А учитывая то, что негативная информация распространяется быстрее позитивной, у любых носителей негативной информации много шансов на успех.
Слухи активно используются в избирательных кампаниях, поскольку это дает возможность выпускать негатив на оппонента-конкурента. В этом плане изучались последние президентские выборы во Франции, когда президентом был избран Макрон. Здесь проявились интересные особенности. Например, шесть тысяч наиболее активных аккаунтов, взаимодействовавших с французскими вариантами Russia Today и Sputnik, и те, которые распространяли слухи, на 75 % совпали.
Интересным оказалось и то, что 90 % тех, взаимодействует с Russia Today и Sputnik, делают это под никами. А это уже порождает вопросы об их реальной идентичности. Фейковые новости влияли на избирательную кампанию в Кении, в которой, кстати, принимала участие Cambridge Analytica, известная по выборам Трампа и Брекситу [Daldorf B. Kenyans worry 'fake news' might spark more election violence].
Не прошел мимо столь благодатных возможностей и пиар, в том числе создавая инструкции о защите от подобного рода явлений. Здесь также есть интересные наблюдения. Например: «Худшие слухи повествуют о том, о чем нет фактического подтверждения. Это не означает лжи. Это означает то, чего вы не можете знать: будущие события, старые загадки и мотивации». Или: «Услышанный слух может создать фальшивые воспоминания, что реально и происходит. Полученное является реальностью».
Центр CEPA — Center for European Policy Analysis предложил классификацию техник дезинформации, среди которой нашлось место и различным вариантам фейков. Это просто «фальшивые факты»; «фальшивые изображения», которые используются, чтобы придать достоверность; отрицающие факты, которыми пытаются опровергнуть реальные факты. Это и техника «целое вместо части», когда мнение отдельного журналиста или эксперта выдается за мнение правительства.
Распространение фейков наиболее интенсивно в периоды выборов и референдумов, особенно активно в период президентских выборов, примером чего были как выборы Трампа, так и выборы Макрона. Люди в этот период активно ищут информацию, и фейки восполняют ее нехватку.
Например, македонская молодежь, распространявшая фейки через Фейсбук в период американских выборов и зарабатывавшая на этом деньги, запускала статьи в Фейсбуке под новыми, более привлекающими внимание заголовками, получая в результате деньги от рекламы на сайте.
Дело с распространением фейков уже дошло до того, что Трамп объявил победителей в своем собственном конкурсе фейковых новостей за 2017 год [см. тути тут]. Понятно, что это касалось только новостей о нем самом. По этой причине в списке оказались и New York Times, и CNN, и Washington Post.
Все это при том, что советница президента США Келлиэнн Конуэй ввела понятие «альтернативные факты». Оно появилось в ситуации спора по поводу сравнения количества людей на инаугурации Трампа и Обамы. «Альтернативные факты» в январе 2018-го стали не-словом года-2017. Это сделали немецкие лингвисты, дав термину такое определение: «Замаскированный и вводящий в заблуждение термин, вводимый для того, чтобы делать фальшивые утверждения легитимным средством публичных дебатов».
Центр Pew в декабре 2016-го обнародовал свое исследование фейковых новостей. И вот результат: 64 % американцев признали, что подобные новости мешают понимать основные факты текущих событий; 11 % не увидели никаких сложностей; 32 % сказали, что они часто видят в онлайне такие новости, 39 % уверены, что они могут распознать такие новости.
Известный футуролог Кевин Келли объяснил сложившуюся ситуацию следующим образом: «Новым вызовом в новостях является новый тип правды. Правду более не диктуют сверху, она появляется в сети равных. Для каждого факта есть контрфакт. Все эти контрфакты и факты в онлайне выглядят одинаково, что приводит в замешательство многих людей».
Мы видим, как проблема сдвигается к тому, что нынешние технологии, дав голос многим, разрушили монологичность правды в принципе. С одной стороны, это, несомненно, плохо, но с другой — это следствие множественности голосов, которой не было до появления интернета.
Фейки, телесериалы, видеоигры — все это новые формы, проникшие в наше информационное и виртуальное пространства. Они активно там закрепились, поскольку приятны человеческому уму, отвечая на его потребности. Фейки в американской избирательной кампании рассказывали об ужасах, ожидающих Америку с приходом Клинтон. Они даже выводили людей на улицы с антииммигрантскими протестами. Но и телесериалы подобным же образом программируют человеческое поведение, так что в этом можно увидеть их сближение.
Человек получается сегодня всё новые и новые типы информационных и виртуальных продуктов. Такое их число не позволяет адекватно оценивать их достоверность, которая в ряде ситуаций переходит с первичных на вторичные позиции.
Источник:
Для просмотра скрытого содержимого вам нужно войти или зарегистрироваться.